—   В Москве все казалось суетным и мелким. Предложения поехать после окончания вуза в другие города были, но я искал возможность распределиться только в Ярославль. В 1987 году стал работать в комитете по телевидению и радиовещанию Ярославского облисполкома.

В том же году понял, что пришло время креститься. Еще в старших классах ездили с товарищем на Пасху в Троице-Сергиеву Лавру на перекладных. Влекло праздное любопытство и уважение к русским традициям. В Варегове-то церквей и приходов не было.

Крестился в Троицком храме села Песочного рядом с Толгой. До 1987 года монастырь заселяла детская колония, а потом его передали церкви. Приехали первые насельники — это были мужчины — заколачивали дыры в заборе, охраняли территорию. Но какое-то время монастырь пустовал, я весь его облазил, знал чуть ли не каждый уголок. Даже сделал фотографическую книгу про разрушенную Толгу в единственном экземпляре. Когда ездил в Копенгаген, подарил ее русской православной церкви, она и сейчас хранится там в библиотеке.

—  Вы часто вспоминаете три лучшие года вашей жизни, проведенных рядом с храмом в Коровниках. Как туда забросила судьба?

—  На телевидении я проработал недолго, стал вольным фотографом. В Коровниках у меня была художественная мастерская. Добрых друзей у меня всегда было много, я без них никто, именно друзья меня и сделали. Приезжали без предупреждения — ведь сотовых в конце 80-х в России не было, да и простой телефон поставить была проблема. Общались в моем саду, среди старых яблонь. Сажал я там только зелень, а весь участок оккупировали одуванчики — огромные, в метр высотой, шапки величиной с кулак, красоты необыкновенной. Такими урождались из-за необычайно плодородной земли, триста лет народ за ней ухаживал. Когда жителей расселили, все их огороды куда-то вывезли- экскаватором выкопали, загрузили землю в самосвалы.

Тогда я занимался исключительно фотоискусством. Снимал своих друзей, цветы. Чаще всего — ярославские дворики — в основном, в центре и на Перекопе. Такие они были колоритые, запущенные — на веревках белье сохнет, облупившиеся стенки, подковки на дверях сараев, старенькие лодки, мотоциклы...

С утра просыпался — ставил на плитку чайник и убегал купаться в Волге. Потом пил чай с хлебом и шел заниматься искусством.

—  Давайте с небес на грешную землю спустимся. Начало 90-х — тяжелые времена, Павловская реформа, пустота в магазинах, пшено в очередь... Коснулись вас материальные тяготы, обухом обрушившиеся на россиян?

—  Еще как. Жил я тогда на средства, которые получал от участия в московских, российских, зарубежных выставках. Как-то за разворот в молодежном календаре тиражом миллион экземпляров получил 8000 рублей — год можно ничего не делать! Ведь зарплата в 300 рублей месяц считалась хорошей.

Но в 91 году был обвал и заработанное сгорело в один миг.

Пришлось устраиваться в газету фотокорреспондентом. И опять понял, что не мое это дело. В ежедневке снимок живет только день, никакого творчества: сегодня птичек на выставке снимаешь, завтра — зэков. Несерьезное какое-то занятие. Продолжал ездить в Москву к друзьям, на выставки. Во время путча был у Белого Дома, сделал там много снимков.

Уже через полгода ушел из газеты. Началась свободная торговля, мечтал сделать фотографический магазин. Но получилось — маленький комиссионный магазин. Находился он в Депутатском переулке, справа от храма.

—  Сергей Анатольевич, такое чувство, что чуть ли не вся места-закоулки Ярославля стали для вас родными, где-то вы жили, где-то творили, где-то работали...

—  Я действительно жил во всех районах Ярославля, кроме Заволжского и Брагино.

«Таврия» стала мала

—  Вот мы вплотную и подошли к тому судьбоносному моменту, о котором так любят писать журналисты. 1990-й год, Потапов едет в троллейбусе, видит в окно мотоцикл и понимает — именно этого, чувства полета, внутренней свободы ему так не хватает в жизни. Чтобы это ощутить, в толкучке надо ехать? И, кстати, что это был за троллейбус?

—  Жил я тогда на Нефтестрое, ездил в центр на пятом троллейбусе. Вечером там практически не было пассажиров, едешь: на улице все кругом красиво освещено, жасмином пахнет, мотоциклисты на «Явах» ездят — хорошо, спокойно.

—  А автомобили вас никогда не привлекали?

—  Нет, пытался ездить, купил старенькую, но быстро забросил. Сдал в металлолом.

—  О количестве ваших мотоциклов среди байкеров ходят легенды...

—  Как-то одномоментно у меня было 11 мотоциклов, сейчас — «Ямаха», три «Урала», мотороллер «Вятка» 1964 года выпуска, скоро придет «Хонда».

—  В девяностые годы легко было «достать» мотоцикл?

—  Советские мотоциклы было купить легко, были бы деньги. Русские мотоциклисты тех времен просто обязаны были быть «рукастыми» — их средства передвижения постоянно ломались и их нужно было ремонтировать.

С 1996 года начали возить мотоциклы из Японии и Германии. Моим первым «иностранцем» стал «Хонда НВ-750». Приобрел его в Москве за небольшие деньги, потрепанным. За зиму перехромировал, отполировал, перекрасил. И к весне он у меня стал как конфетка!

—  Сергей Анатольевич, ваш любимый маршрут на мотоцикле?

—  Для мотоциклиста лучше ездить за городом, где нет машин, пробок, светофоров. Очень люблю путешествия на Север, где красивая природа, хорошие люди и дороги, справедливые гаишники.

—  Ну сразу вопрос назревает: выходит, в Ярославле гаишники несправедливые?

—  У нас они менее справедливые, чем на Севере, но более справедливые, чем на юге.

Я стараюсь правил не нарушать, ездить только в шлеме и защите и всех призываю. Ездить на мотоцикле и не падать невозможно. Я, само собой, тоже неоднократно падал, но отделывался лишь синяками и легким испугом. Кстати, за все годы существования мотоклуба "Черные медведи" ни один его член не погиб и не покалечился. Мы следуем мудрости "Не надо ездить быстрее, чем летает твой ангел-хранитель".

—  Признайтесь же: какой мотоциклист не любит быстрой езды и не приемлет установленных 90 км в час за городом?

—  Просто такая установка скорости устарела, она для других времен, мотоциклистов, дорог. Сейчас 120-140 — нормально.

—  Многие ваши путешествия начинаются с «Берлоги» — клубных гаражей в Заволжском районе. Раньше там проходили многие мероприятия, концерты. А сейчас почему там тишина?

—   В свое время мы очистили этот гаражный загон от металлолома и мусора, поставили ворота, огородили металлической проволокой. Сейчас этой территории разросшемуся клубу мало, используем ее как гараж. А вот места под клаб-хаус не хватает.

—  У вас тысячи друзей. Когда к вам приезжают впервые, какие ярославские красоты вы показываете гостям?

—   Конечно же, Волжскую набережную и центр города. И россиянам, и американцам, и немцам, и французам показываю ярославские храмы — отрадно, что они передаются церкви. Бывает, рассказываю историю города.

Кстати, в связи с гостями хочется заметить, что не хватает у нас в городе гостиниц. 200-300 человек приезжают — проблемы с размещением начинаются. Гостиниц и мало, и очень дорогие они, что не соответствует уровню сервиса.

—  Сергей Анатольевич, знаю, что и сейчас нередко предлагают вам заманчивые перспективы, если уедете вы в другой город. Не случится ли так, что когда-нибудь «Черные медведи» останутся без своего Босса?

—  Я никогда не оставлю Ярославль. Это мой город, здесь мой сын, мой клуб равно семья, рядом, в Большесельском районе, родители. Я считаю себя маленькой частицей Ярославля.